Сообщение моему начальнику

Гонзага пленил Юсупова именно своим новаторством, опиравшимся на традиции и опыт других итальянских сценографов: Галли да Бибиены, братьев Галлиари, Валериани. Он был одновременно выходцем из эпохи барокко и провозвестником романтизма в театре. Первые опыты художника относятся к работе в миланском театре Ла Скала, где опера А. Сальери «Признанная Европа» прошла в его декорациях. А венецианский период работы стал завершающим в формировании его стиля — в это время Гонзага осознал силу цветового пятна, которое позволяло по-новому строить форму. Там же он воспринял и свободную манеру письма, которая давала возможность создавать световоздушные эффекты.

Юсупов также был не новичком в театральном деле: будучи посланником в Турине, он живейшим образом интересовался европейскими постановками, в 1810–1820-е годы сам был директором императорских театров, а затем ставил собственные спектакли в родовом поместье.

В России Гонзага достиг всевозможных успехов: оформлял десятки спектаклей самых известных петербургских театров, декорировал резиденцию Павла I, создал выдающуюся «Галерею Гонзага». При этом мечтал он об архитектуре, но эта карьера не сложилась.

Свои идеи Пьетро Гонзага всё-таки смог донести до современников — он обладал недюжинным литературным даром и с 1800 по 1817 год опубликовал несколько книг на французском языке. Среди них — эта замечательная работа, напечатанная французским типографом Плюшаром в издательстве Иностранной коллегии в Санкт-Петербурге.

Когда Гонзага только приехал в Россию, то чувствовал, что его не совсем понимают коллеги по искусству. К тому же они были недовольны появлением и быстрым возвышением талантливого иностранца. Это огорчало и князя Юсупова, также имевшего свои взгляды на то, как следует оформлять спектакли. И тогда Гонзага решил написать своему начальнику докладную записку, объяснив в ней свои представления об искусстве, принципах новаторства и живописных приёмах, которые он использует. Впоследствии надобность в объяснениях отпала, но художник всё же завершил начатое, надеясь, что написанное будет полезно молодым начинающим мастерам.

Эссе Гонзаги создано в форме обращения к уважаемой персоне. Он последовательно и безыскусно описывает свой путь художника, не скрывая деталей и того факта, что первоначально им руководили лишь амбиции. Но общение с авторитетными декораторами утвердило его в мысли, что он на правильном пути, хотя их консерватизм смущал молодого автора. И тогда он решил уйти из учеников и следовать собственным путём, творить особенной «гонзаговской» манерой. При этом он не хотел идти на поводу у невежд и толпы ради «дешёвого» успеха. Главный вывод художника, который он посылает своему покровителю, таков: «Хотите показать нечто прекрасное — такое, которое всегда бы нравилось? Так выберите в природе самые красивые сочетания и подражайте им. Хотите выразить ясно и тронуть? Выбирайте наиболее значительные моменты и внимательно и точно подражайте им. Но пусть грация и выразительные формы никогда не будут лишены образца, который легко узнать самому простому зрителю, если он разумен и внимателен» (перевод А. Г. Мовшенсона).

В другом тезисе художник убеждает своего адресата в том, что искусство, которое создает прекрасные формы и способно делать зримой идеальную красоту, вообще не существующую в природе, — это архитектура, та её часть, которая занимается декорированием. Гонзага считает равно важным для художника театра изучать архитектуру и прислушиваться к музыке: музыка длится во времени, а искусство декоратора разворачивается в пространстве.

На русском языке некоторые произведения Гонзаги увидели свет только в 1974 году благодаря театроведу и переводчику Александру Григорьевичу Мовшенсону. С этого момента звезда итальянского декоратора в России засияла по-новому.

Единственный осуществлённый архитектурный проект Гонзаги — театр в усадьбе Юсупова Архангельское — поразительным образом сохранился до нашего времени, избежав перестроек. Архитекторы Осип Бове и Евграф Тюрин осуществили замысел Гонзаги. Главными принципами постройки были монументальность и простота. Занавес, которым Гонзага дополнил театр, стал продолжением стилистики зрительного зала, а написанные им декорации предвосхитили новаторское направление в живописи, которому ещё только предстояло возникнуть, — импрессионизм.

Экземпляр РГБИ облачён в составной переплёт из кожи и декоративной бумаги, с корешком с красной кожаной аппликацией с бинтами и следами золотого тиснения. Он выглядит аристократично благодаря золотому обрезу, мраморной бумаге форзаца, элегантно оформленному титульному листу в стиле неоклассики и книжному знаку с символами театра и искусств вообще.